Ставить цели исполнения евангельских заповедей и свидетельствовать об этом в открытую христианину лишним не будет. Святой апостол Петр говорит: «Господа Бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением», и это свидетельство должно быть прямым, активным, недвусмысленным. Христианину чего-либо бояться тут совершенно не надо. Надо быть вооруженным верой во Христа, ибо, как говорит апостол, «нет другого имени спасительного под солнцем, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись».

О «второй волне воцерковления» объективно судить сегодня не так просто. Для этого нужно временнóе расстояние, чтобы оценить наплыв или заметное количество народа в церкви. Я бы не сказал, что вообще с 90-х годов были серьезные провалы в посещаемости храмов. Единственное отличие: сейчас появляются люди вполне зрелые. Если в 90-е волна была массовая, то сейчас у меня ощущение, что больше приходит людей с более сознательным отношением, сформировавшиеся, с выстраданной верой. Одна только проблема была, есть и будет – это молодежь. Поскольку притока молодежи в Церковь мы сейчас не видим, это значит, что у нас будут серьезные кадровые проблемы в будущем.

А по поводу медиапространства вопрос спорный. Рекламно-билбордовый вопрос надо решать не на уровне одного человека. Тут должны быть соборные коллективные решения: насколько приемлем тот или иной вариант рекламы. Конечно, в современном мире информации и мобильности нужны и соответствующие формы проповеди и миссионерства. И они должны всерьез вырабатываться, а не спонтанно применяться.

Я тоже долго думал, как назвать то, что сейчас наблюдаю. Режиссер Эдуард Бояков помог мне это сформулировать. Действительно, мы сейчас наблюдаем вторую волну воцерковления после перестройки – в храмах очень много молодых людей, многие из них с университетским образованием.

И я действительно чувствую патриотический, религиозный подъем в нашей стране. Он ярко характеризует изменения в сознании людей. Я помню перестроечное время, когда я сам только начал ходить в храм – чувствовалось, что многие приходят туда только из любопытства. Сейчас человек приходит после серьезных раздумий, после изучения православия, соответствующей литературы. Люди приходят подготовленными к общению с Богом. Для них это уже не просто осознание чего-то нового, но тот стержень, который они приобрели. И теперь им хочется, чтобы душа наполнилась общением с Богом, а без Церкви, конечно, это невозможно. Так что уважаемый режиссер правильно подметил этот процесс.

Другой момент, который заметил я – в Церковь приходят совсем юные люди, 10-12- летние. Ко мне, например, на каждую службу ездит из соседней деревни за 25 километров двенадцатилетний мальчик. Я поражаюсь его упорству. Это пробуждение детской души, радость богообщения, которая возможна только для детского сознания. И мы наблюдаем сейчас огромную палитру чувств и смыслов, которая приводит человека в Церковь.

А что касается «работы локтями» – быть может, автор просто выбрал не совсем удачное определение. Современный христианин действительно должен заявлять о своем мироощущении – аргументировано, четко, внятно. Я думаю, именно это автор имел в виду. Конечно, кулаками мы махать ни в коем случае не будем – это не наш метод, но рассказывать о своем учении, показывать его делами мы должны, потому что секулярный мир как раковая опухоль пытается захлестнуть своими метастазами весь организм общества, а это разрушительно, так как отделяет человека от Бога. И христианин, особенно интеллигентный, обладающий даром слова, может многое: помочь сомневающимся, тем, кто поддался на сиюминутные уговоры. В этом плане роль интеллигенции очень велика. Так что «вторая волна», думаю, скоро поднимется еще выше. И это замечательно.

Говорить о каких-то волнах можно спустя столетия. А сейчас нужно быть сверпроницательным человеком, чтобы уметь отделять одни исторические периоды от других.

Мы действительно живем в новом мире, в котором перемены происходят стремительно, не захватывая при этом все общество, а вырывая из него какие-то отдельные элементы, и между этими общественными структурами, безусловно, создается напряжение. Оно не может не выражаться в каких-то положительных или отрицательных моментах.

Положительных в качестве такого общественного договора, который устанавливается в обществе и принимается всеми, где фиксируются определенные нормы поведения. Отрицательного – когда люди берут палки или камни и начинают доказывать свою правоту, вытесняя из своей жизни себе неугодных. И в этом смысле, конечно, нужно быть чутким, чтобы понимать, в какой ты сейчас находишься среде – которая тебя выталкивает и ты должен как-то сопротивляться, либо в той, что готова с тобой договариваться. А готов ли к такому договору, к диалогу ты?

Поэтому нужно поднимать эти вопросы, выяснять точки зрения, и, понимая, кто их поддерживает, адекватно оценивать свои силы. Но точно не для того, чтобы локтями расталкивать неугодных, а чтобы брать на себя немощи немощных – тех слабых остальных. Это то, чему учил нас Христос, который говорил, что нужно не себе угождать, но ближнему. И это, наверное, будет действительно понятный христианский путь. Хорошо, если по нему пойдут люди, и совсем не хочется, чтобы он расценивался как объявление войны обществу – тем более, каким-то конкретным персонам.

Но, безусловно, возвышать свой голос, иметь внятную и твердую позицию – это традиция Церкви, ее тысячелетиями отработанное настоящее оружие. В этом ее сила, а не в локтях.

В 80-90-е годы был большой приток людей в Церковь, а сейчас те, кто воцерковляется, идут туда осознанно. Часто это бывает обусловлено каким-то жизненным опытом. Это, и переоценка ценностей, приводит человека в Церковь. И это хорошо.

Локтями ничего отвоевывать не нужно – режиссер просто неудачно выразился. Да, Церковь должна говорить открыто, не бояться этого в открытом пространстве, в общественной жизни. И сейчас голос Церкви звучит громко. Но, конечно, я согласен с мнением Эдуарда Боякова: воцерковленным верующим не нужно скрывать свои взгляды - вера человека, его убеждения распространяются не только на узкую область личных переживаний. Это более серьезно и затрагивает разные стороны жизни человека. Но «работать локтями», безусловно, не стоит – нас и Евангелие так жить не учит.

А интеллигенты, я думаю, тем более будут стараться решать проблемы в форме диалога. Нам нужно настраиваться на диалог – в том числе с людьми других взглядов, неверующими. Это, на мой взгляд, наиболее правильная сейчас позиция для верующих. И не хотелось бы, чтобы это переходило в оскорбления. Но если человека оскорбляют за его убеждения, конечно, он должен такое пресекать.

Если первая волна интереса к православию проходила под знаком количества, то вторая проходит под знаком качества.

90-е годы были ознаменованы политическими, экономическими, социальными потрясениями, а на пике потрясений всегда случается всплеск религиозности – это психологический фактор. В 90-е на православие сформировалась даже настоящая мода. Но это было принятие внешней, обрядовой стороны Церкви: большинство пришедших в то время в Церковь людей, как в притче Христа о сеятеле, можно сравнить с зерном, которое бросили на каменистой почве, и оно либо не дало всходов, так как засохло, либо было заглушено сорняками. Отсюда и появился этот казус, о котором сегодня много рассуждают: по данным разных социальных опросов от 70 до 80 процентов россиян считают себя православными христианами, но посещают храмы 10-15 процентов, а постоянно участвуют в таинствах и того меньше – 3-4 процента. Сегодня в связи с различными церковными реформами, такими как разукрупнение епархий и близостью епископов к народу, обязательных перед крещением и венчанием катехизаторских курсов, люди стали более осознанно подходить к принятию веры.

Что касается второго вопроса – как правило, творческой интеллигенцией, да и вообще интеллигенцией называются люди, которых сегодня формируют общественное мнение. Это актеры, музыканты, художники, режиссеры, певцы. Почему бы верующему режиссеру не создать хороший философский фильм о добром и вечном? Или художнику не устроить выставку на христианскую тематику? Я считаю, у нашей творческой интеллигенции есть все шансы повлиять на духовно-нравственный фон в нашей стране.

Уважаемый режиссер, когда говорил о «работе локтями», видимо, имел в виду не наглость, а упорство в отстаивании своей системы ценностей. Вспомним Евангелие: Христос часто говорил людям, которых хотел исцелить, слово «дерзай» – будь настойчивым в отстаивании своей христианской позиции. А «работать локтями» значит делать кому-то больно, это не по-христиански. Так что «дерзновение», на мой взгляд, боле подходящее слово к определению того явления, о котором пытался сказать Эдуард Бояков.

«Вторая волна воцерковления» связана очень тесно с волной патриотизма, которая началась после присоединения Крыма и понимания, что вокруг России сжимается кольцо в мировом пространстве. Ощущение враждебности в международных отношениях очевидно. И на что можно опереться патриотически настроенным людям, кроме как на Православную Церковь? В этой связи очень легко впасть в искушение, когда религиозные чувства могут отождествляться с политикой и национализмом. Это опасный путь, потому что православие не может быть связано с идеологией и национальной принадлежностью. Христианство взывает человека ко спасению независимо от того, где он родился и в каких условиях живет. Но вот нынешняя ситуация способствует к тому, чтобы люди приходили к вере, шли в храм. Так что это реалии нашей жизни.

Действительно, Церковь стала неотъемлемой частью современного общества, так или иначе она влияет на него. И это очень неплохо. Да, голос Церкви слышен, и с ним приходится считаться - независимо от убеждений, разных взглядов и слоев общества Церковь всеми воспринимается как собеседник.

Конечно, надо вести диалог в этих условиях. Во всех случаях мы должны стараться понять друг друга: те, кто стоит по разные стороны баррикад, кто приемлет и не приемлет Церковь. Ведь агрессивно настроены обычно те, кто не понимает и не знает, как устроена церковная жизнь, деятельность, церковный круг. Они знают только «верхушку айсберга» и мыслят штампами. А если вникнут, то увидят, что там много хорошего. Ведь в храм приходят люди, которые хотят творить добро. Христиане – люди благонамеренные. А то, что среди них бывают разные, так в любом обществе существуют отклонения.

Язык вражды и противостояния непродуктивен – это хорошо показало советское время, и в гонениях на Церковь проиграла советская власть.

И Церковь, в свою очередь, готова идти на уступки, но в принципиальных моментах уступок быть не может. Как раз это и должна чувствовать противоположная сторона: какие-то вещи для Церкви неприемлемы, даже если они и становятся нормой на Западе. Если общество навязывает позицию, с которой христианин не согласен, он должен без опаски заявлять свою позицию. Эти «камни преткновения» – темы, которые активно дискутируются в обществе: аборты, эвтаназия, однополые «браки» и прочее. И если не будет диалога, получится затяжной конфликт.

В новом обществе уже появились элементы культуры, которых не было раньше: православные и околоправославные блогеры, консервативно настроенные люди и прочее. То есть в современном российском пространстве есть большая группа людей, у которых соответствующая мировоззренческая позиция. И понятно, что наступление на эту позицию ничего хорошего не даст: они будут активно отстаивать свои интересы, если с ними никто не будут считаться.

В разговоре о том, можно ли считать веру сокровенным чувством или какой-то внешней позицией, которую занимает человек в общественном пространстве, нужно иметь в виду сложный процесс, происходящий в последнее столетие. Связан он был с тем, что Церковь, начиная с эпохи Петра I, стала частью Российской империи, Российского государства. Это привело к тому, что она, можно сказать, стала официальной идеологией Российской империи. И это, с одной стороны, естественный процесс завершения становления государства, поскольку Церковь была в начале процесса. В каком-то смысле она его и завершила, став частью системы. Однако официальность или даже, можно сказать, официоз таит некую опасность – в этом случае дух мира сего часто начинает проникать в жизнь Церкви. А с другой стороны, Церковь стала ответственна за государственную внутреннюю и внешнюю политику, за гонения на инакомыслящих и так далее. Это всегда приводит к тому, что религиозное чувство (сокровенное, внутреннее) входит в противоречие с официальной позицией – по крайней мере, у части населения.

Известно, что в XIX веке (да и в XVIII) евхаристическая жизнь чад Русской Православной Церкви была сведена к минимуму. Многие православные на Руси хорошо, если причащались раз в год. И это, наверное, не случайно, потому что чем больше внешнего официального, тем меньше внутреннего сакрально-духовного.

Да, сейчас мы, конечно, можем говорить про «второе крещение Руси» и про ту огромную работу по духовному возрождению, по катехизации наших людей, которая ведется благодаря усилиям Святейшего патриарха Кирилла. Сейчас даже младенцу просто так принять крещение не получается – его родителям нужно обязательно пройти собеседование со священником – можно сказать, краткий курс катехизации. И это очень важно и нужно. Но многие представители интеллигенции отмечают, что в 90-е годы было удивительное сочетание внутреннего духовного делания и внешних форм церковной жизни. Наверное, в то время была какая-то удивительная свобода.

Ну а сейчас некоторые отмечают: с того момента, когда голос Церкви стал громко звучать в нашем обществе, а священнослужители стали обычными персонами мультимедийных проектов и передач, многие почувствовали: чем больше Церковь входит в общественное и политическое пространство, тем больше риск сокращения внутренней, сакральной стороны ее жизни.

В Римской империи, да и в Древней Греции существовал официальный языческий культ, в котором должны были принимать участие все граждане. Но язычникам не хватало соединения с таинственным Божеством, и они пытались принимать участие в разных мистериях. Я сейчас говорю про язычество и язычников, но, наверное, дело в психологии, так как нечто подобное наблюдается и в христианской жизни: как только Церковь начинает превращаться в часть государственного аппарата, люди стараются уйти внутрь себя, так как официальное не всегда соответствует их душевному настрою.

Ну и что касается оскорбления чувств верующих – да, наверное, Церковь должна себя защищать, в том числе юридически, политически. Защищать свои святыни, пространство своей свободы, где она может давать образование своим детям; ограничивать поток греха, разврата. Но, наверное, дело все же не в кулаках, не в законах, а прежде всего, во внутреннем стоянии в правде – и с точки зрения догматов Церкви, и канонов. И одновременно в отстаивании нравственной правды: если христиане своим поведением удивляют людей, мне кажется, это лучшее свидетельство о нашей вере. Церковь в свое время завоевала мир, потому что христианское мученики терпели поношения и от государства, и от черни, и от каких-то языческих философов, и при этом благословляли своих врагов. Наверное, это и есть путь завоевания мира, второго Крещения Руси.